Ну, вот оно и приехало. Что я хочу сказать по этому поводу? Да, ничего, наверное, не хочу сказать. А почему? А фиг его знает.

---

Мне прокололи ухи, теперь вот думаю хорошо это или плохо? и почему они у меня не болят, как у всех нормальных людей?

---

Автор всего этого безобразия Сион Даркнесс, когда-то у него были довольно неплохие рассказы, но современем он решил переквалифицироваться, немножко жаль

---

Я ухихикалась!))

---

НЮ, вот он все-таки приезжает! Что за радостная новость, наконец, познакомлюсь с тем, с кем два года вела переписку Хотя немного страшнова-то, общаться в инете одно, а вот так "но к носу")))

Потерялась.



Я люблю и ненавижу,

Я не знаю,

Что мне делать,

Я, как маятник,

Что движен,

Полюсами без предела.



Я теряюсь в ощущеньях,

Бурей чувства разрываясь,

То в падаю в оцепененье,

То вдруг с места я срываюсь.



Я стремительна, как ветер,

Убегаю, возвращаюсь,

То решаюсь,

Не решаюсь,

То гордыней заслоняюсь.



Напускаю вкруг туманы,

Строю странные секреты,

Прячусь,

Снова появляюсь,

Знаю, ты не любишь это.



Ты ведь любишь постоянство,

То, что светиться собою,

Я же темное пространство,

Что смеется над тобою.



Я ведь мучаюсь,

И снова начинаю издеваться,

Я порвать себя готова,

То ли плакать,

То ль смеяться.



Я безумна

Без сомненья,

Бьюсь об стены головою,

Может, ты про это знаешь,

Что это теперь со мною?

---

Сегодня по дороге на работу подскальзнулась и долбанулась со всего размаха головой об лед. Сейчас сижу и думаю, то ли я умерла, то ли еще жить буду, а может третий глаз прорезается, так как голова болит не в месте удара а чуть выше переносицы. Но, кажется все-таки я живая.

---

Конкурс кончился. Я заняла седьмое место Зато первое выйграл мой друг, чему я очень рада))

---

Конкурс "Старья" продолжает набирать силу. у меня конечно ни одного шанса выйграть, но зато приколько посмотреть кто с каких каракуль начиналУ меня оказывается не все так плохо, бывало у некоторых и по хуже

---

АААА, сегодня 14 февраля, самый опасный день в году!!! Только бы живой до дому дораться, толко бы живой!

И почему у всех нормальных людей это праздник, а у меня сплошная катастрофа?

---

ААААА, у меня пустые выходные!!!! Я никому не нужна! Все меня бросили!!! Только Кет в баню позвала, но я не пойду, с чужими людьми в баню, нее это не для меня.

---

Он встречается с этой гадкой Леркой, вот ведь.......Прямо на сайте ей назначил встречу, пивка попить. А этот Банше тудаже, тоже мол попить пивка с Леркой. Тьфу, мерзость какая. Вот взяла бы и по голове сковородкой. Хотя чего я растраиваюсь, она там где-то далеко, а я здесь, собственно, он освершенно не обязан встречаться только с теми кто мне нравится. Все равно сволочь чашуйчатая, втсречаться с ней у него время есть, а мне написать письмо нет. ЗАРАЗА

---

УРЯ!!!! Оно имеет успех. Уже с Лукьяненко сравнивают, это лестно конечно, но мне кажется немого с похвалой перебощили

---

Закончила писать "Берегите сознание", даже не ожидала, что оно такое выйдет Удивительно, понравилось даже тем, кто никогда ранее не читал меня, совершенно посторонние люди пришли в восторг. Теперь отредактировать и можно проверять уже на постоянных критиках. Похоже, я начинаю верить в то, что возможно я не зря пишу, и из этого что-то может получиться со временем Хорошо бы.

---

Сижу на работе, ничего не делаю и мерзну. На улице около -26 градусов, завтра обещали -35, а еще позавчера было +1, какая несправедливость. На улице холодно, дома – холодно, на работе – холодно, в автобусе – холодно, в метро и то холодно. В общем, замерзла, как цуцик. Кто такой цуцик? Без понятия. Но это любимая фраза мамы. А так же если вспомнить выражение бабушки – продаю килограммами дрожжи

Машина у Рустама не заводиться, клиенты все по домам сидят, каждый выход на улицу, как в открытый космос Достала старую дубленку, радуюсь, что мама не успела ее куда ни будь определить.



Дочитала книжку «Пыточный дел мастер» Джон Вулвс; случайно наткнулась в библиотеке. Читалось с трудом, поэтому очень долго, слишком тяжелые обороты речи и стиль повествования. Временами складывалось ощущение, что у главного героя не все дома и он вообще не понимает, что творит: и Теклу он любит и Тею- он любит, и Агию – любит, и Доркс – любит, и Иоленту – любит, и Маргерет – любит; и про каждую объясняет почему любит; сражается на стороне Автарха, а так же на стороне революционеров (которые против Автарха) некоего Волдауса – при чем он сам не знает за кого хочет сражаться, а так он вообще-то простой парень-палач из гильдии палачей, которого отправили на новое место назначение в город Тракс. Ты чего ни будь поняла? А я вот не совсем, при чем у книги должно быть продолжение и интересно было бы узнать чем же все-таки дело кончилось и почему он пишет эту летопись, сидя в Обители Абсолюта (коя является дворцом Автарха) и что это за венец, которые ему обещала ведьма

---

Все драконов мне теперь мало, потянуло на волков

-А манией величия, девушка, вы не страдаете?

- Ой, страдаю! Ой, страдаю! Аж, мочи терпеть нет

---

Волчья колыбельная (б/п)

Холод стоял такой, что у меня зуб на зуб не попадал. Пластинки доспехов покрыл иней. Кони шли споро, выдыхая из ноздрей клубы белого пара. Люди из отряда старались не разговаривать, изъясняясь знаками. Ветки под тяжестью снега клонились к земле, время от времени я задевал некоторые из них верхушкой шлема, и на меня сходила «лавина». Руки в рукавицах заледенели на столько, что я уже не чувствовал кончиков пальцев. Спасало лишь разогретое от движения тело лошади. Вокруг стаяла тишина, снег поскрипывал под копытами. «Будь моя воля, не за что бы из казармы носа не высунул. Но, вот проклятье, этим графьям мы простые вояки не указ, пусть даже и офицеры. Да, еще эта ведьма объявилась. И на кой спрашивается, ее понесло на встречу царской охоты? Заворожила царевича. Тот прям сам не свой: в постели с горячкой мечется и все про волков бормочет. Давно эта дева с волками в лесу местом живет. Уж сколько лет о ней слухи ходят. Тот там, девка на болотах, видела, то здесь, мужик, какой за дровами ходил. Да, разве кто простолюдинов слушает, придумают себе басню, и давай боятся. А вот ведь как оказалось. Царевич давеча на охоту отправился. Увидел, говорят волка здоровущего белого и ну за ним гоняться. Да, так и напоролся на нее. Уж как бы нам сегодня с ней не повстречаться. Так та что, проездим по морозу целый день, зато вечером в казарме отогреемся, а если уж ее встретим, то там сам черт не знает, чем дело обернуться может. Помирать кому охота?»

Впереди кто-то закричал. По рядам прошло: «Волки». Послышалась команда капитана: «В галоп, трогай!» Сорвались с места, поддерживая строевой порядок. Я находился в конце отряда, и естественно волков не видел, поэтому для меня этот галоп был бессмысленным выполнением приказа, хотя я все-таки расчехлил арбалет и наложил стрелу. Погоня была долгой. Порой у меня создавалось впечатление, что нас специально выматывают. Весь лес слился у меня в сплошное белое пятно с черными прожилками оголенных ветвей. Солнце уже показывало полдень, когда передние ряды стали останавливаться. Раздался приказ: «Окружай!». Выехав из последних рядов и замкнув круг с одним из первых офицеров, только тогда я смог увидеть, кого мы преследовали. Четыре обычных серых волка, сбились в центре нашего кольца и скалили пасти, утробно рыча, и прижимая лохматые хвосты к задним ногам. Насколько я мог судить, звери были совершенно обыкновенными и судя по размеру двухлетки. Я сделал подобные заключения на основании своего опыта. Когда-то, до того как нелегкая занесла меня на военную службу, я был всего лишь сыном графского псаря, и мне приходилось и денно и нощно ухаживать за породистой сворой. Так что некоторый опыт в собаках у меня имелся, а так как волки близки к собачьему племени, то примерный возраст волка можно определить так же, как у собаки, естественно, если глаз наметан.

«Расстрелять», - послышался приказ капитана. Я, не задумываясь, выпустил стрелу в ближайшего ко мне зверя. Волки полегли практически мгновенно, один только успел завыть, не пытаясь, как его братья, схорониться за спинами друг друга. Капитан Ламер распорядился подобрать волков и привязать к лошадям, так чтобы волчьи трупы тащились за отрядом по снегу, оставляя кровавый след. По мне так это было не по совести и у меня все нутро переворачивалось супротив этого приказа, о чем я и попытался втолковать Ламеру, но тот лишь рассмеялся и велел привязать к моей лошади двоих, раз все равно я еду последним. Я покривился, но приказ исполнил, хотя душа не лежала. «Над мертвым зверем глумиться, это как над трупом человечьим. Что ж у животины и души нет, раз она безмолвствует?» Отряд тронулся вперед, придерживаясь направления, по которому неслись волки. До самого вечера никого мы так более и не встретили. И уж совсем засобирались в обратный путь, как капитану что-то померещилось в ближайших зарослях.

«Стрелы на изготовку», - прокричал Ламер, разворачивая своего вороного в сторону, где густые лапы темных елей переплелись с низким кустарником волчьей ягоды. Несколько секунд стояла тишина, и не было видно никакого движения. Затем ветви дрогнули, посыпался снег и из кустов вылез здоровенный волчара. Не чета расстрелянным двухлеткам. Размерами в холке он доходил аж до моего стремени, пасть была такой, что без труда заглотал бы мою голову и не поперхнулся. Мех белый, что снег, и глаза так чудно светятся желтым. Волк вышел навстречу нам и остановился, стряхивая снег с шерсти, уселся, высунув темный язык из пасти. Не было в нем ни страху перед нами, ни оторопи. Так и стояли мы и он, глядя друг на друга, пока ветви вновь не зашевелились и не пропустили человека. Я не сразу понял кто пере до мной, настолько нереальной была картина, представившаяся нам, и только спустя некоторое время до меня дошло, что это девушка, укутанная в волчьи шкуры. Одежда ее была так чудно скроена, что не видно было ни одного шва или другого места состыковки шкур. Одно сплошное полотнище сбегало с ее плеч, разъединяясь на длинную основную часть, скрывающую ее тело, и широкие рукава, из которых выглядывали кончики белых пальцев, тяжелый капюшон накрывал ее голову и лишь несколько черных прямых прядей выступали из него и ложились ей на грудь. Глаза чистые, как горный хрусталь, смотрели безмятежно. Она обвила нас всех взглядом и вдруг заговорила. Хотя, по чести сказать, я не ожидал, что это существо умеет говорить по – человечьи, настолько чужда была наша речь ее губам.

- За чем вы творите бесчинство на моей земле? За чем травите моих братьев и сестер? – в ее голосе был гнев. Я не знаю как другие, но на миг мне показалось, что в воздухе запахло кровью, свежей и горячей и настолько этот вкус был неприятен, что я заставил отступить коня на два шага назад, заметив, что и все остальные отпрянули. Лишь Ламер остался на своем месте, он направил арбалет прямо ей в лицо.

- За то, что ты причинила вред царскому наследнику, ты должна быть казнена. Мой хозяин велел найти тебя и доставить к нему живой или мертвой.

- Уходи, человек. Тебе не место на моей земле. И передай своему хозяину, что если я нужна ему, пусть сам приходит за моей головой, а не присылает своих псов.

- Ах, ты ведьма!

Капитан выхватил меч и понесся на нее. Вместе с ним в движение пришел белый волк, он высоко подпрыгнул, оттолкнувшись задними лапами, и откусил Ламеру руку в районе локтя. Капитан проскакал еще немного прежде, чем понял, что руки и меча у него уже нет. Он дико уставился на кровоточащий обрубок и, обернувшись к нам, заорал:

- Стреляйте!

Кто-то выстрелил, кто-то не смог, как я, например. Я даже не нашел в себе сил, чтобы вытащить меч из ножен, когда все пришли в движение и кинулись на ведьму. По этому я, наверное, и остался чуть в стороне и видел все, что затем происходило. Одежда ведьмы рассыпалась на отдельные шкуры, которые, коснувшись земли, обратились волками и кинулись на наших воинов, скидывая их с коней и перегрызая горла, откусывая руки. Все это для меня растянулось на часы, тогда как на самом деле наверняка заняло не более десяти минут. За это время, когда на поляне стоял непереносимый ор: смесь человеческих криков, звериного рыка и лошадиного ржания, наш отряд был уничтожен. В живых остался только я. Конь сбросил меня в снег, но, не пробежав и двух аршин, был загрызен волками. Я стоял в этом хаосе, не имея возможности пошевелиться и бессознательно, что-то шептал. Закончив с остальными, волки, а их было коло десятка, развернулись в мою сторону и, рыча и подняв шерсть на загривки дыбом, принялись на меня наступать.

- Стойте!

Я скорее понял, чем услышан ее приказ, так как она не говорила, а рычала по-звериному. Волки замерли на месте, повернув головы в сторону своей хозяйки. Она вышла вперед, обнаженная, легко расталкивая голыми коленями массивные туши волков, не желавших подпускать ее ко мне. Девушка остановилась, пристально смотря на меня.

- У тебя есть нож?

Я кивнул. Она была красива той чуждой красотой, какой бывают прекрасны острые пики скал и бездонные пропасти, от одного взгляда на которые перехватывает дыхание, и ты не знаешь то ли это от страха, то ли от восторга.

- Возьми моих собратьев, тех, что вы убили, и сними с них шкуру, да смотри не попорть.

Под пристальным взглядом ее волков я отправился разыскивать трупы двухлеток. Пока я исполнял ее повеление, она «оделась», с ней рядом, безмолвным стражем, остался лишь один белый волк, я не могу сказать точно, был ли это тот, который нас встретил первым. Она все время находилась неподалеку от меня, наблюдая за моей работой. Когда же я закончил, она велела разложить их на снегу. Несколько секунд я наблюдал за тем, как она стояла среди этих шкур, неподвижно и постепенно сливаясь с окружающей природой. Это было довольно странное явление, но у меня создалось впечатление, что оторви я взгляд от нее хоть на секунду, я просто не смог бы ее, потом увидеть. А затем она запрокинула голову назад, так что капюшон упал ей на спину, раскинула руки и завыла. Ее вой был протяжен и высок, на него не ответил никто, но шкуры, лежавшие около ее ног, внезапно ожили и слились с ее одеянием. Она надела капюшон на голову и, посмотрев на меня, произнесла:

- Тебя спасла не моя жалость. Я не испытываю жалости к убийцам моих братьев. Скажи спасибо той, что научила тебя волчьей песни, - она развернулась и пошла к ели, из-под которой появилась в свое время.

Я вздрогнул, так вот что шептали мои губы, в тот момент, когда тело отказывалось мне подчиняться – старый стишок, восемь рифмованных строк, что шептала моя мать над моей колыбелькой и колыбельками моих братьев и что когда-то пела ее мать над ее раскачивающейся люлькой. Я двинулся и в этот миг на меня налетел белый волк. Он сбил меня с ног, пригвоздив своей тушей к холодной земле, наклонился к моему лицу и, капая горячей слюной, проговорил ласковым женским голосом:

- Проснись. Ну, проснись же, Тема.



Я открыл глаза. Я был дома. На девятом этаже, в квартире номер 214, рядом со мной сидела, завернувшись в покрывало с кровати, Аля, такая знакомая и такая родная. Она ела яблоко и смешно морщила веснушчатый нос.

- Тем, ты опять разговаривал во сне и вертелся, - она спрыгнула с кровати, - Пойдем завтракать, омлет остывает.

Аля, поддерживая одной рукой простыню, в другой держа яблоко, всунула ноги в мои тапки и пошлепала на кухню, оставив меня одного. Несколько секунд я еще пытался вспомнить свой сон, но как всегда все забыл. Встав с кровати, я рассеяно пошарил взглядом по полу, но, вспомнив, что Аля ушла в моих тапках, подхватил футболку со стула и, натянув ее через голову, пошел вслед за ней. На встречу из коридора выскочил Клык, беспородный пес серого окраса, чем-то похожий на волка, купленный мною три года назад с рук у какой-то бабульки. Клык завертелся около меня, напрашиваясь на ласку. Я почесал его за ухом и тут вспомнил.

- Мне снились волки. Однозначно, - улыбнулся, не часто получается, вспомнить, что же именно я видел во сне, - Ну, что, Клык, пошли завтракать.

«Видимо отец, прав, нам потомственным собачникам и по ночам одни псы сняться», - подумал я и, учуяв запах Алиного омлета, прибавил шагу.

---

Скрипачка (без правки пока)

«Призрак Оперы» - она помешалась на этой музыки. С утра и до вечера гоняла в наушниках одну только эту шестнадцатую дорожку с альбома «NIGHTWISH». Все ее мысли последнее время крутились вокруг этой оперы и даже во сне она не оставляла ее в покое. Вот и сегодня зажатая в троллейбусе между здоровенным мужчиной, от которого разило чистым запахом спирта, и бабулькой, надушенной духами «Красная Москва», она была полностью в этой музыке и даже отстукивала пальцем по нотной папке такт. Естественно она проехала свою остановку, естественно ее не выпустили из троллейбуса просто так, а сначала нахамили и оттоптали ноги, само собой ее футляр со скрипкой зацепился за сумку бабульки. Она вынесла все это, не проронив ни звука. Ну, разве можно на что-то вообще обращать внимание, когда такое звучит у тебя в голове. В общем последние две недели Ира была одержима. Вообще-то одержима она была каждые три недели месяца, музыка заглатывала ее целиком и не отпускала. Соседи долбились головами в стену, слушая по сотому разу проигрываемую мелодию или неистовые звуки скрипки в три часа ночи. Для нее это не имело никакого значения, она забывала о них, как только за их негодующими особами закрывалась входная дверь ее квартиры.

Сегодня она в который раз опаздывала на репетицию. Опаздывала по тому, что два часа проторчала у зеркала с наушниками на голове, а когда очнулась: обнаружила перед собой зеркало, исписанное нотными значками. «Вместо того чтобы накрасить ресницы, она изуродовала зеркало - здорово». Ира никогда не занималась сочинительством музыки, потому что все, что она писала в порыве одержимости, на деле выходило какофонией непонятных никому звуков. Стирать это безобразие с зеркала, не было времени, по этому новая «жуть» осталась на блестящей поверхности, а она понеслась в филармонию, заранее уже осознавая, что обязательно опоздает. И вот она выпала из троллейбуса, добежала до концертного зала, чуть не сбила на входе вахтершу Нину Павловну.

- Ира, у вас новый дирижер! – прокричала ей в след вахтерша.

- Здрасте, Нина Павловна, - донеслось до старушки в ответ.

Ира внеслась в зал, скинула пальто на ближайший стул и, доставая скрипку на ходу, вступили в общую партитуру, она всегда так делала, когда опаздывала, а поскольку опаздывала она постоянно, то и делала это постоянно. Пожилой дирижер Семен Сергеевич никогда не ругала ее за это, а только укоризненно качал головой. Но сегодня на месте дирижера стоял не Семен Сергеевич в своем вечно потертом синем пиджачке. На этом святом месте возвышался длинный парень в серых брюках и черном свитере. Он сейчас же прервал оркестр и с негодованием уставился на Иру.

- Вы кто такая? – его возмущению не было предела.

Ира в изумлении замерла со скрипкой прижатой щекой к плечу, пару раз хлопнула глазами и произнесла.

- Ира Лыткина, через «т».

В оркестре послышались смешки. Уже как два года закончила учиться, а все отвыкнуть не может от этой дурацкой привычки, пояснять написание своей фамилии. Она опустила скрипку и покраснела, конечно, ей было стыдно за свое опоздание, стыдно и неудобно перед этим новым молодым дирижером. Он сверлил ее взглядом зеленовато-серых глаз, темные брови сходились на переносице, и во всем его облике читался едва сдерживаемый гнев.

- Так вы та самая первая скрипка, про которую мне Семен Сергеевич все твердил.

Ира сглотнула, не имея понятия, требуется ли в данной ситуации ее ответ.

- Вас пророчат в большие таланты. Я слышал вашу игру. Вы действительно потрясающи талантливы. Но это не дает вам никакого права опаздывать на репетиции. Запомните еще одно опоздание и из первой скрипки вы станете безработной скрипкой. Я не стану работать с тем, кто не уважает меня, оркестр и, прежде всего музыку.

Его гневный голос звучал в ее голове подобно колоколу, выгнав из нее напрочь все мысли о «Призраке Оперы».

- Ну, что вы там стоите. Садитесь на свое место. Посмотрим, на что вы способны. И больше не опаздывайте, Лыткина через «т».

Ира проскочила мимо рассерженного дирижера и села на свой стульчик, расположенный чуть ли не напротив него. Сейчас она впервые в жизни пожалела, что первой скрипке нужно сидеть в первом ряду.

- Начнем все сначала, пожалуйста, - белая тонкая палочка с золотым наконечником сверкнула в воздухе. Ира взмахнула смычком одновременно вместе с ней. Музыка окутала ее, захватила и понесла. Она очнулась лишь тогда, когда услышала стук по партитуре.

- Ирина Вениаминовна, что вы играете? – новый дирижер навис над ней, как высоковольтный столб, - Да, проснитесь вы, наконец! Что вы играете? Это не Вагнер! Это «Призрак Оперы». Да, соберитесь же вы, наконец! Мало того, что вы опоздали, вы еще и не внимательны. Как только с вами работал Семен Сергеевич? Все две минуты перерыв, – он беспомощно развел руки и, положив палочку на пюпитр, вышел. Музыканты оставили инструменты и разошлись. Некоторые направились в курилку, шурша пачками в карманах. Ира не ответила на насмешливые взгляды. Опустилась на стул и, положив скрипку в футляр, нагнулась над ней. «Ну, что она может поделать с собой, когда звуки сами просятся из нее? Когда хочется подхватить скрипку и заставить ее вот уже в который раз закричать и запеть одну и туже мелодию, довести ее до совершенства, взорваться и раствориться в музыке. Эх, и почему никто не чувствует того же самого. Вот Семен Сергеевич понимал ее, а этот что. Не успел прейти, уже накричал. Она здесь первая скрипка и только она. Никто не в состоянии ее заменить. Никто не слышит музыку, как она». Ира подняла голову от скрипки на шум приближающихся шагов. Новый дирижер стоял за своим пюпитром, крутя палочку в пальцах.

- Ирина Вениаминовна, я не должен был на вас кричать. Это было не позволительно с моей стороны. Я прошу у вас прощения. Но прошу вас не опаздывать впредь.

- Я постараюсь, - Ира чувствовала себя школьницей.

- Постарайтесь. Талант это еще не все, вам нужно работать, очень много работать.

- Я понимаю.

- А мне кажется, что не очень. Ну, ладно, давайте попробуем начать все сначала. Сейчас все вернуться в зал, и вы постараетесь больше не отвлекаться. До концерта осталось не так уж много времени, - он улыбнулся.



Дирижер взмахнул палочкой. Ира встала со своего места, отошла чуть в сторону и подняла скрипку. Вагнер зазвучал в зале, наполнил ее душу и унес. Она играла, не заглядывая уже в ноты, следя лишь за движениями палочки.



Ира чувствовала себя, словно выжитый лимон. Этот новый дирижер Роман просто вытряс из нее душу за репетицию и не только из нее одной. Всем остальным пришлось не на много легче. «Казалось он требует невозможного. Разве он не понимает, что в оркестре не все гении, что они не смогут играть на ее уровне? Семен Сергеевич всегда создавал гармонию, так что бы и она развивала свой талант и, оркестр от этого не страдал, так чтобы их игра казалось единой, целостной. Этот же Роман заставляет ее играть идеально, но и требует, чтобы весь оркестр дотянулся до ее уровня. Господи, что же он творит?» - Ира покачала головой, включила плеер и погрузилась в музыку, терзавшую, ее и, не отпускавшую, даже во время репетиции.



Темные переулки, арки, подъезды, она не ведала страха ни перед чем. Никто никогда не пытался напасть на нее, да и что было отнимать у бедной скрипачки едва сводящий концы с концами. В квартире было темно и тихо. Ира подошла к зеркалу и поморщилась, прочитав нотные значки на нем.

- Опять чушь какая-то. Партии для четырех инструментов и скрипки, но нет, таких инструментов, способных это сыграть. Тут нужен голос. Живой голос. Никто не возьмется это спеть, только связки порвать.

Ира провела мокрой тряпкой, стирая черные значки. В плеере все еще проигрывалась шестнадцатая дорожка. Она бросила тряпку, осененная какой-то мыслью, подхватила скрипку и заиграла. Очнулась Ира от громкого стука в пол, потолок и звонков в дверь.

Обреченно опустила скрипку.

- Никто не понимает. Они ведь люди. Просто люди. И люди хотят спать, - она тяжело вздохнула и пошла открывать дверь.



- Ира! Ира! О чем вы думаете?! Да, очнитесь же, наконец!

Она тряхнула головой, прогоняя назойливые голоса несуществующих инструментов.

Роман опять был недоволен ей. Его злые глаза сверлили в ней дырки.

- Ира, вы опять отвлекаетесь. Я уже две недели бьюсь над вами, а что в ответ? Одно безразличие с вашей стороны. Вы постоянно опаздываете. Вы не внимательны. Что с вами твориться?

- Извините.

- Я больше уже не могу слушать эти ваши: «извините», сыт по горло. Если вы не хотите со мной работать, так и скажите. Я отыграю с вами один концерт и уйду или попрошу перевести вас к другому дирижеру.

- Почему ушел Семен Сергеевич?

- Как почему? Семен Сергеевич умер. Вы разве не знали? – он недоуменно глядел на нее.

Ира побледнела. Она действительно ничего не знала или вернее не хотела знать. Не замечала траурной доски при входе и горестных вздохов Нины Павловны, не видела траурных лент на инструментах некоторых музыкантов. «Сколько же я в таком состоянии? Я ведь точно сплю».

- Умер? – переспросила она.

- Ира? Ирочка? – Роман взял ее за руку.

- Нет. Все хорошо. Можно я выйду?

- До конца репетиции осталось всего десять минут. Я думаю, что на сегодня с нас всех хватит. Спасибо. Можете быть все свободны. Ира Вениаминовна, я вас одну не отпущу сегодня. Придется вам потерпеть мое общество до своего дома.

Ира молча кинула, не в состоянии с ним спорить.

Выйдя на улицу, она было решило надеть наушники, но, вспомнив об обществе Романа, решила, что это будет не слишком вежливо с ее стороны. Они ехали молча. В троллейбусе было на редкость безлюдно. Ира даже удивилась подобному странному обстоятельству. Ее серая девятиэтажка, как всегда возникла из тумана в самый неподходящий момент. Она то уже привыкла к подобным причудам своего дома, но для Романа это стало своего рода неожиданностью.

- Ну, вот я и дома. Можете дальше меня не провожать, Роман Михайлович.

- Ира, я бы очень хотел с вами сработаться. Но вы постоянно находитесь не здесь. Мне очень трудно достучаться до вас.

- Я…простите меня.

- Может, я могу вам, чем ни будь помочь?

Ира окинула его внимательным взглядом. Молодой, тридцать пять лет от силы, высокий, можно сказать красавиц, если б только не его глаза, их взгляд причинял практически физическую боль, или это только ее богатое воображение?

- Хотите зайти ко мне? – спросила она, покосившись на свои окна.

- Если вас это не побеспокоит.

- Не хотела б, не пригласила б, - Ира пожалела, что так грубо ответила. Но с появлением этого дирижера в ее жизни наступил какой-то провал. Раньше одержимость не длилась дольше трех недель, и с ней было просто бороться - не думать. Но сейчас она все чаще ловила себя на том, что пишет ноты или играет и даже не замечает этого. Такого затяжного приступа с ней никогда раньше не случалось. Потом Семен Сергеевич умер от сердечного приступа, а он никогда не жаловался на сердце. Что же собственно происходит? И что это за голоса, преследующие ее теперь не только во сне, но и наяву. Не могла же опера так подействовать на нее?



Они зашли в квартиру. Тишина, темнота, как всегда. Включила свет. Уже в коридоре прямо на зеркале ноты губной помадой.

- Что это? Вы музыку сочиняете? Я не знал.

Она вздрогнула, за своими мыслями со всем забыла о нем.

- Нет, это так. Не серьезно, - Ира попыталась улыбнуться. Но он смотрел не на нее, а на ноты и казалось, пытался запомнить их.

- Проходите. В комнате тоже зеркало есть, - проговорила она, сама не зная к чему.

Роман кивнул и ответил улыбкой. Она пошла на кухню, поставила чайник на плиту, стала перебирать банки на столе в поиске кофе. Почему-то мысль о чае показалась ей кощунственной.

- Знаете, а в этом что-то есть? – послышался его голос из комнаты.

- Вы про что?

- Про ваши ноты, в них что-то есть, но для каких именно инструментов они написаны, я что-то никак не могу уловить?

- Я и сама не знаю, - откликнулась Ира, доставая из шкафа чашки.

В комнате раздался сухой щелчок. Послышалось шипение музыкального диска в центре. Ира замерла с чашкой в руках. Сердце екнуло. «Призрак Оперы» взорвал тишину квартиры. На миг ей показалось, что все поплыло перед глазами, стены накренились. Ира закрыла глаза и услышала голоса вторящие скрипке заливающейся и захлебывающейся в экстазе.



-Ира, что с вами? Ира?

Она открыла глаза, лежит на диване, а он над ней. Мелодия пошла по второму кругу. Она знала это так же точно, как и то, что волосы выбелись из хвоста, и теперь закрывают часть ее лица. Ира потянула к Роману руки, заставила наклониться ниже и поцеловала. Его поцелуй был жарок и мягок. Роман покорно опустился на нее, его руки коснулись ее обнаженного живота и легко проникли под задравшуюся кофту. На кухне тихо щелкнул выключатель закипевшего электрического чайника.



Она проснулась. Первое что Ира почувствовала: была неловкость и стыд. «Боже, что я сделала? Вот блин на дож так влипнуть», - если бы это была не ее квартира, она бы быстро и тихо собравшись, удрала, но к великому несчастью квартира была ее и бежать было некуда. Ира нахмурилась и, перевернувшись на бок, уставилась в зеркало, собственное отражение нагоняло на нее скуку – этот раз не стал исключением; непослушные волосы торчали в разные стороны, глаза со сна стали совсем темными, кожа бледная, а губы красные, точно всю ночь кровищу пила. Она попыталась выползти из-под одеяла, чтобы не потревожить Романа, но тот не выпустил ее, его сильные руки сомкнулись на ее талии и втянули ее обратно в постель.

- Не уходи. От тебя так восхитительно пахнет, что у меня голова кругом, - он уткнулся носом в ее ключицу.

Ира резко рванулась из его объятий, соскочила с кровати и, подхватив халат с кресла, кинулась в ванную. Только заперев дверь, она почувствовала себя в относительной безопасности. Нет, она не боялась, что Роман может сделать ей что-то плохое, и в тоже время оставаться далее рядом с ним не могла. Нужно было бежать. Бежать как можно дальше.

Залезла в ванную и включила воду в душе. В дверь раздался стук.

- Ир, я что-то сделал не так? Что случилось?

- Все нормально. Я сейчас выйду. Поставь чайник, пожалуйста.

- Хорошо, - в голосе Романа послышалось облегчение.

Ира привалилась спиной к прохладной плитке.

«Боже, как же мне его теперь поскорее спровадить?»

Она вышла из ванной, завернувшись в халат, и зашла на кухню. Он сидел за столом, обвернув вокруг бедер простыню, и смотрел в окно. Свет окутывал его фигуру, создавая иллюзию нереальности картины.



Ира сделал все, что бы он ушел как можно скорее, она вела себя холодно, отвечала на его вопросы односложно и, в конце - концов, Роман, потеряв терпение, почел за лучшее уйти. Как только дверь закрылась за его спиной, она кинулась в комнату, открыла футляр, достала скрипку и прижала ее к себе, прося у инструмента защиты и поддержки. Она боялась и сама не знала чего. Скрипка знакомо легла на плечо, смычок сам прыгнул в руку. Как будто кто-то сказал: «Вперед». Ира поднялась и заиграла, закружилась вместе со скрипкой по комнате. И голоса в ее голове сказали: «Ты наша». И она ответила: «Да».



Концертное платье приятно холодило кожу. Поток черного шелка спускался до самых носков лакированных туфель. Музыканты разогревались, настраивая инструменты. Роман перебирал ноты, потом поднял взгляд на нее.

- Как ощущения?

- Я готова.

- У тебя счастливый вид.

- Да, не терпится. Я очень волнуюсь.

- Останешься после концерта, у меня для тебя подарок?

Ира не успела ничего спросить, в зале раздались аплодисменты, занавес дрогнул и поплыл вверх. Софиты на секунду ослепили Иру, но она счастливо улыбнулась. Роман поймал ее взгляд и с улыбкой кивнул. Белая палочка в знак внимания пошла вверх. Музыканты и слушатели замерли, на какой-то краткий миг в зале повисла гробовая тишина. Роман вздохнул и, кивнув оркестру начал. С движением палочки ожили инструменты. Смычок Иры затеял свой вечный танец над струнами скрипки. Сегодня здесь царствовал Вагнер.



Она кружилась в музыке. Нет, она была самой музыкой. Она жила и царствовала на этой сцене, и не было никого, кто смог бы устоять перед ее скрипкой. Когда, наконец, отзвучали последние аккорды, и зал наполнился гулом аплодисментов и криками: «Браво», Ира испытала наивысшую радость, непомерную усталость и в тоже же время сожаления о том, что все кончилось. Роман взял ее за руку, и они вместе вышли на поклон. Кто-то сунул в руки Иры здоровенный букет алых роз.



Зал опустел. Свет выключили, оставили лишь несколько ламп на сцене.

- Вот мы и отыграли концерт, - Ира села на стул, положив на колени футляр со скрипкой.

- Ты была великолепна.

- Спасибо, но это полностью твоя заслуга.

- Вот, я давно хотел тебе отдать. Подумал, что лучше это будет сделать после концерта, - Роман протянул ей папку серебристого цвета, перевязанную черной лентой.

- Что это? – Ира распустила ленту, открывая папку, внутри лежали белоснежные нотные листы, исписанные черными аккуратными значками нот.

- Твоя музыка. Я списал ее со всех зеркал, которые смог обнаружить в твоей квартире.

- Но, как я не замечала, что бы ты?

- У меня всегда была хорошая память на подобные вещи.

Ира уже не слышала его, она установила ноты перед собой, достала скрипку из футляра и застыла, пробегая ноты глазами. «Сейчас», - потребовал голос в ее голове.

Ира заиграла, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Роман вздрогнул от первых звуков скрипки, они были дикими и терзающими, и чем дальше играла Ира, тем хуже ему становилось. Он уже не мог двинуться с места, тело отказывалось ему повиноваться. Свет мигнул, зал поглотила тьма, а затем сцена вспыхнула от ламп, взорвалась огнем, лизнувшим потолок. В центре бушующего костра стояла Ира, играя на скрипки, она ничего не замечала вокруг. Она дошла до той части, когда к голосу скрипки должны были присоединиться еще четыре инструмента. Роману показалось, что звук в зале замер, дожидаясь прихода кого-то, последняя нота тревожно застыла где-то выше под самым потолком, запутавшись в хрустальных подвесках люстры. В установившейся тишине раздался шорох и хлопанье гигантских крыльев, на сцене поднялся ветер и откуда-то сверху упали четыре фигуру, укутанные в темные плащи. Ира перехватила скрипку и вновь заиграла, точно только этого и дожидалась. Они вступили одновременно: четыре голоса неземной красоты и вешены. Сердце Романа замерло в испуге, перед ним была сама смерть, сама жизнь, вечность и боль, казалось еще немного и оно не выдержит, дрогнет последний раз в экстазе и замрет навсегда, отдав все зовущей музыки. Он забыл о времени, его взгляд был прикован к стене, где надрывалась скрипка и танцевали толи демоны, толи ангелы.

Развязка наступила внезапно. Ира опустила скрипку, на которой тут же лопнули струны, скрутившиеся усиками сказочного насекомого, жалко звякнул оброненный смычек. Существа в плащах кинулись к Ире и заслонили ее от Романа. Он не видел ее какую-то долю секунды. Свет мигнул, и все исчезло. Зажглись несколько софитов. Ира лежала на сцене рядом со скрипкой. Он понял, что невидимые цепи, не позволявшие ему до сих пор двигаться, отпустили его. При его приближении Ира попыталась встать. Роман сел около нее на колени и взял ее на руки.

- Я сыграла ее, - Ира улыбалась, глядя куда-то в потолок.

- Да.

- Ты ведь знал, что я должна была это сыграть, мой Ангел Музыки?

Она рассыпалась в его руках нотными листами, оставив после себя только сломанную скрипку.

Роман поднялся с колен, подобрал с пола папку и листы, аккуратно сложил их в папку и завязал черную ленту. Зелено-серые глаза блеснули по-звериному. Гениальному дирижеру нужен был гениальный оркестр, теперь у него есть скрипка…

@музыка: "Призрак Оперы"

---

Дааа, вот и подходят к концу праздничные деньки. А завстра собственно на работу ползти, и еххх. Чем занималась, да бездельничала все дни на пролет)) Ходила в магазин за дисками и в магазин за продуктами - вот и все выходные. Да, правда начала писать рассказ и кажется на этот раз я его допишу, было бы здорово, во всяком случаи название уже есть "Скрипачка".

Зато до НГ такое творилось такое творилось, ни считая внезапных приездов некоторых товарищей, меня угораздило заиметь в поклонники молодого человека со странностями. Что уж там говорить если оно мне на НГ лифчик подарило на три размера меньше моего натурального, даааа, вот это был прикол. И ведь обижать-то не хочется. Придется обманывать. Уже купила другой, а этот маме сплавила Вот мужчины вы сами женщин под монастырь подвидите, не спросите ни фига, а потом расхлебывай))

---

Вчера Виталя выпендрился, потащил меня в кафе, читать лекцию на счет «принца на белом коне». Я ему уже сколько раз объясняла, что не нужен мне никакой принц, а тем более конь, но оно же не понимает, тоже мне знаток женской души. В итоги знаток напился и разбил свой новый W800, хе-хе я ему говорила: Отдай мне, я завтра тебе на работу принесу, - нет, оно ведь в себе уверенно, воть. Теперь ходит опечаленное, дышит на всех перегаром и плачет по неоплаченному кредиту за этот телефон. За чем спрашивается вообще было это делать, я так туда идти не хотела, сопротивлялась минут 15, прям никакого настроения не было.

---

Работала в субботу общественным говорящим календарем, примерно раз в час кто нибудь обязательно спрашивал у меня какое сегодня число. (?) До этого целую неделю дискутировала на счет Бога. Карма у меня такая - отвечать на чуживе впоросы.